«Когда жена Рюрика Ефанда родила сына Ингоря, тот «даде ей обещанный при море град с Ижорой в вено»»
Напомним, что Рюрик – варяг, в 9 веке нашей эры новгородский князь и основатель династии Рюриковичей; Ефанда Урманская - норманнская королевна; Игорь – будущий киевский князь; вено – дар невесте к венцу.
Это первое упоминание ижоры в письменных источниках. Общедоступная история не поясняет, почему Рюрик мог так свободно распоряжаться территорией племени ижора. Племя в 9 веке уже было многочисленным и сильным народом. Ижоры не призывали Рюрика на княжение, в отличие от своих соседей веси, словен, чуди, кривичей и мери, и вошли в состав Новгородского княжества только в 13 веке. Но, поскольку нет упоминаний о вооруженном сопротивлении, видимо всех все устраивало.
Ижоры как отдельный этнос начали формироваться примерно в 1 веке н.э. Тогда часть большого прибалтийско-финского древнего племени корелы откололась от основного состава и ушла жить на Ижору – левый приток Невы. Ко времени образования Ижорской земли в 12-13 веках, новое одноименное племя размещалось уже обоим берегам Невы и в Приладожье. К концу 19 века их насчитывалось почти 18 000 и жили они в 222 селениях.
По предпоследней российской переписи их оставалось 327 человек. Примечательно, что в это же время украинская перепись населения выявила у себя более 800 ижорцев, подавляющее число которых жило в Крыму.
С 13 века ижоры довольно часто упоминаются в русских летописях, как боевое племя, которое на стороне русских участвовало в различных битвах: со шведами, финнами, ливонцами. А ведь еще в 12 веке папа Александра III запрещал Упсальскому епископу Стефану продавать оружие воинственным языческим племенам саамам, води, карелам и инграм (ижоре).
Когда не воевали, выращивали рожь, ячмень, овес, капусту, репу, картофель. Разводили крупный рогатый скот. Как многие другие племена, кооперировались - сгоняли скот в коллективные стада и сообща нанимали пастуха. Рыбу ловили для себя и на продажу. Особенно хорошо продавались (менялись) зимние салака, килька и корюшка. Подледная рыбалка могла занимать несколько дней, поэтому и мужчины и женщины, уходя далеко от берега, сооружали себя прямо на льду деревянные будки.
Позже стали заниматься деревообработкой и гончарным делом. Для себя делали всю необходимую утварь – обливную. А вот просто белая посуда настолько напоминала фарфоровую, что ее возили на ярмарки к финнам.
«…Примечается у них лукавство в великом почтении; они проворны и гибки. Вместе с тем у них в характере нет злобы и праздности, напротив, ижорцы трудолюбивы и соблюдают чистоту».
«Свои праздники ижоры проводили «без шуму и ссоры, и если явится кто шумной или бранчливый, то тащят в воду и окунят, чтоб был смирен»
Такие описания в разное время давали им путешественники.
Без шума и ссоры, но не без песен. Песенность народа тоже отмечали все путешественники и исследователи. Записанные ижорские песни исчислялись десятками тысяч: «Ей повезло: она выросла на Ижорской земле, где древних песен было больше, чем камней на маленьких крестьянских полях. Ведь ее народ — ижоры, чья численность никогда не превышала 20 тысяч человек, — сохранил более 125 тысяч песен!» И еще важно заметить, что это было рунопение. Именно ижорам, наряду с финнами и карелами, удалось сохранить «Калевалу». Причем, некоторые песни "Калевалы" сохранились только благодаря памяти и умению ижорских певцов.
Было в почете и ритуальное пение. Пели во время варки пива для свадьбы и выпечки каравая. Пели во время обязательного предсвадебного мытья жениха и невесты (отдельно) в бане. Пели при обувании жениха, прежде чем отправить его за невестой. Во время свадебного пира пели особые песни, в них молодых учили, как вести себя в семейной жизни.
Помимо того, что пели еще и курили. Курение табака было обязательным для всех в процессе сватовства. На венчание жених с невестой добирались по отдельности. По дороге к храму лицо девушки закрывали льняным покрывалом - сууркорвилузом. Покрывало было украшено магической вышивкой и должно было уберечь невесту от дурного сглаза и злых духов. Перед началом венчания невеста расстилала покрывало на полу храма, после окончания обряда опять накидывала на себя и не снимала до переезда в дом мужа.
После венчания новоиспеченные супруги разъезжались по своим прежним домам и в этот день праздновали событие со своей семьей. Назавтра муж приезжал за женой. Пелись «отъезжие» песни и все перемещались в мужнин дом, где опять садились за пир. Одна только молодая жена стояла на входе, кланялась и приглашала в дом гостей. В это время рядом с её женихом сидела ритуальная тряпичная кукла, которую невеста собственноручно смастерила до замужества.
Неизвестно, были ли специальные «бритьевые» или «огненные» песни, но сразу после торжеств куклу сжигали, а молодую жену обривали наголо, и отращивать волосы она начинала только после рождения ребенка.
Вновь отросшие волосы молодой матери следовало укладывать в сложную прическу из пучков на затылке и на висках. Занятие это было бессмысленным, потому что на голову надевался головной убор, который (по слухам) не снимался ни днем, ни ночью и считался самой красивой частью женского костюма.
Саппано расшивали золотыми нитями, к нему крепили шлейф до пола. При сильном ветре группа женщин напоминала парусную регату на старте, и это было очень красиво. Одевались женщины в рятсиня, правый бок прикрывали хурстутом, левый – аануа. Поверх этого надевали полле. Ну, то есть в рубаху, на которую сверху накидывали два полотнища на лямках. На левое плечо наискосок к правому боку накидывали полосатую ткань. На правое плечо - синее или черное полотно. Поверх всего этого богатства накидывали шерстяной или шелковый передник.
Украшали одежду бисером, жемчугом и каури, которые тогда уже привозили из Индии.
Жили в необыкновенных домах. Солому на крышах крепили длинными перекрещивающимися жердями. Концы жердей делали в виде птичьи голов. Дома топились по черному и потолки в них были закопченными. Но зато стены и мебель ижоры любовно красили в медовый цвет.